ОБ АВТОРЕ

Изабелла Юрьевна Бочкарева

- Isabo -

Оглавление

1. Вместо биографии
2. Красная Горка
3. Камертон - Серебряный век
4. Стихи
5. Библиография
6. Перечень выставок
7. Экологическая ниша Isabo
8. И. Бочкарева "Красная Горка - летопись".  2007 г.  История жизни и смерти одной деревни, ее жителей и дачников, написанная по памяти и дневниковым записям.

Вместо биографии.

        Рисовать Изабелла начала, как и все, в детстве, но не бросила это занятие и повзрослев. Однако довольно долго краски и рукоделие оставались только хобби на фоне профессиональной литературной работы. Владея шестью языками, Изабелла переводит английскую, шведскую, датскую, норвежскую, исландскую поэзию и прозу (см. Библиография ). В частности, ею переведена "Аниара" - знаменитый космический эпос шведского лауреата Нобелевской премии Харри Мартинсона - и стихи замечательной поэтессы начала века Эдит Седергран.

        Многое изменилось в тот год, когда Isabo приехала на Красную Гору и поселилась там. С этого момента художество и рукоделие постепенно становятся основным делом жизни. И это не удивительно для тех, кто знает собственные стихи Изабеллы Бочкаревой - стихи живописца и графика, наполненные светом и цветом.

        С той поры год для нее делится на два сезона: первый - красногорский, который и есть жизнь, второй же - московский, который состоит из воспоминаний о минувшей и ожиданий грядущей жизни.
        Однако и та и, другая половина года равно наполнены работой. На Красной Горе, в основном, живопись и рисование, особенно, ранней весной и осенью, весной же и летом, и осенью - огород, сад, цветник, а еще - керамика и плетение, и вязание, и... смотрение, созерцание прозапас (и если кто думает, что созерцание - не работа, но безделье, пусть попробует вглядеться в желтую листву и увидеть в ней оттенки фиолетового; есть об этом состоянии и стихи - прочтите их); в Москве же - шитье, вязание, плетение и работы, которым не знаю другого имени, кроме как делание вещей, или предметов - будь то одежда, лоскутные покрывала, панно, куклы или украшения. Каждая вещь творится из материалов самых разных и неожиданных, для каждой придумывается своя технология. И, естественно, ни одна из вещей не повторяется - даже при желании повторить ее невозможно. Вообще, к рукодельным работам Isabo в полной мере относятся ахматовское определение: "Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда..."
       

        И еще несколько слов о стилях работ Isabo , которые, кажется, напрямую связаны с образами жизни и внутренней биографией художника.
        Первым по хронологии, а не по главенству, назову, пожалуй, стиль артистический, который чаще всего встречается в одежде и в декоративных панно. Стиль этот восходит к "Миру искусства" и к истокам этого течения - европейской культуре средних веков, Возрождения, семнадцатого и восемнадцатого столетий; в живописи и графике Isabo он включает в себя и импрессионизм - одним словом, это та культурная почва, которая дана была в детстве и на которой произросло все остальное. (Этому пласту в работах Isabo посвящена статья Виктора Соловьева.)
        Другой стиль - варварский, он же - минимальный, хотя названия не отражают сути. Он очевиден в таких "грубых" украшениях, как "Бусы", встречается в тончайших пастелях и в деревенских интерьерах, написанных маслом, однако присутствует и в "артистических" панно. Приближаясь к примитиву, эти работы никогда не переступают его грани. По той простой причине, что не примитивизм лежит в основе этого стиля, а, напротив, утонченная и глубоко философская культура Дальнего Востока. Стремление к естественности, любование материалом и природной формой - это от Японии; обобщенность и лаконичность в пустоте - это от Китая (сравни пастель " Туманный день " и масло " Веранда ").
        И наконец, третий, всеобъемлющий стиль, который я именую крестьянским. Он присутствует, если не главенствует, во всех работах Isabo . И коль скоро в одежде, в лоскутных покрывалах , в декоре он явно читается по фольклорным, не обязательно русским, мотивам, то в других вещах порой присутствует незримо - как образ жизни, как мироощущение и способ мироприятия - как душа. По существу, можно сказать, что это - отсутствие стиля, коль скоро стиль - совокупность приемов, обозначающих индивидуальность художника, это отказ от себя ради того мгновения красоты, которое просится быть запечатленным. И только поэтому предметы, изображаемые на картоне или холсте, обретают свою собственную, независимую от воли художника жизнь.
        То же самое происходит со словами в настоящее поэзии. Так что можно сказать, что каждая работа Isabo-художника - это стихотворение в цвете и линии.

        По-настоящему этот дар раскрылся на Красной Горе, поэтому - несколько слов о ней.

Красная Горка

        Есть в Тверской губернии вблизи от Белого Городка, что на Волге, деревня Красная Горка, или Гора, как кому нравится. А в той деревне - старая изба. Она и четверть века назад, когда ее купили, была очень старой, а теперь и вовсе обветшала, сгнила под окна. Однако такой роскоши, такого богатства, какое имеется в этом срубе, и особенно - за его пределами, не найдешь ни в одной сокровищнице.
        Печь, пол, потолок, стены, окна, а в окнах - в каждом свои - деревья, травы, цветы, дикие и выращенные. Для стороннего глаза, может быть, ничего особенного - обычный среднерусский дом и среднерусский пейзаж, пожалуй, даже слишком равнинный. Драгоценен же он не тем, что необыкновенен, а тем, что любим, привычен и насмотрен. Каждый клочок земли, каждая кочка и куст знакомы, и оттого нежданней и заметней любая перемена; глаз не скользит по поверхности красоты, но видит ее вглубь, улавливает мгновения прекрасного, а таких мгновений на дню - тысяча.
        Остановить, запечатлеть мгновение - задача, которую может решить фотография. Запечатлеть же душу в остановленном мгновении может только художник. Isabo решает эту задачу с фотографической точностью - и в живописи, и в стихах. (К примеру, стихотворения - "Самое пленительное"   и "Still Life".) По существу, метод ее работы схож с каноном китайского художника, который не задумывается над тем, как, каким штрихом или мазком изобразить листву клена или ивы, траву или воду - он знает канон, кисть движется сама, обозначая на плоскости глубинные иероглифы души. Разница в том, что китаец не пишет с натуры, ее заменяет канон, а Isabo в совершенстве постигла натуру, и натура стала ее каноном.
        Все, что видите вы на ее работах - повторенье одних и тех же мотивов, которые в течение многих лет пишутся и рисуются в радиусе пятидесяти метров от красногорской избы.

        Но, может быть, все было бы иначе, иной была бы живопись и графика, и уж наверняка иными были бы вещи, одежда и украшения Isabo, когда бы не древняя крестьянская культура, ныне отдавшая Богу душу вместе с хранительницами ее - деревенскими старухами, Царство им Небесное. Великой удачей для художника стала возможность общения с ними, тогда еще живыми и бодрыми, великой удачей было - учиться у них. Нет, не тому, как ткать половики на ткацком стане или скоблить дресвой полы и стены, или целыми днями, не зная устали, гнуть спину на огороде - хотя и этому тоже; они, прожившие всю жизнь свою на одном месте, не бывавшие нигде дальше Кашина, до последних лет не знавшие ни электричества, ни телевизора, научили Isabo смотреть вглубь, а не вширь, научили отбрасывать всю не нужную для жизни информацию, но ухватывать и цепко удерживать то, чем, истинно, жив человек - живой землей  и живым небом.

        Это не просто красивые слова - это редкое научение отключать городское замутненное сознание времен постмодернизма, сохраняя при этом все богатство интеллигентной памяти и добавляя к ней память родовую, крестьянскую, изначальную. Впрочем, и это состояние лучше и точнее описано в стихах Изабеллы Бочкаревой.
        Именно это состояние воплощается в вещах и украшениях, явно современных, но не новодельных, пребывающих вне времени, и в графике, и в живописи Isabo.

(См. также "Экологическая ниша"

Камертон - Серебряный век
Неожиданная выставка Изабеллы Бочкаревой

(Из статьи искусствоведа Виктора Соловьева
в "Литературной газете" от 28 июня 1995 года)

        Поэт (сразу скажем мало печатающийся), известный переводчик скандинавской литературы, Изабелла Бочкарева, оказывается, еще и поразительно самобытный художник. Однако ее оригинальность не плод специальных усилий по выработке небывалых концепций и почерка. Как раз наоборот. Искусство Бочкаревой органично продолжает собой художественную культуру Серебряного века, хотя все ее вещи не так уж и трудно датировать концом нашего века.

        Объясняя по моей просьбе свою удивительную незадетость злобой советского дня, художница отвечает, что была "помешана на старине и принимала от современности только то, что в ней от старины сохранилось". Позже я узнал, что она цитировала собственную прозу "Сказки Надежды Сергеевны". Далее по тексту там идет: "В ту жизнь я не просто тянулась - я жила там. В ранние сумерки я ходила пешком от Никитских ворот до Знаменки в Фундаметалку, в старинный особняк. Поднималась по неярко освещенной канделябрами лестнице и читала, читала в полупустом зале - читала Серебряный век. С замирающим сердцем ставила на стол стопки книг, прекрасно сохранившихся, зачастую неразрезанных даже, не знавших читательских рук. Я досиживала до закрытия, уходила по темным залам, когда-то бывшим человеческим жильем. На улице меня подхватывала метель... И мне казалось, что та жизнь не исчезла, что вот я сверну за угол, и там - или там, где за огромным зеркальным окном висит огромная люстра и виден угол золоченой рамы на стене, - или в завитках лилового гиацинта, подаренного мне во вьюжном феврале... Все во мне восставало против теперешней жизни"...

        В качестве рецепта возрождения рассеченной культуры Мандельштам когда-то предлагал склеить своей кровью двух столетий позвонки. Бочкарева склеивает этот разрыв между нами и, в сущности таким недавним, Серебряным веком своим творчеством. Что ж, творчество и есть истинная кровь и судьба художника.

        На выставке Эли, прошедшей в галерее "Предмет", были представлены живопись, пастели, костюмы, аппликативные гобелены, прелестные женские побрякушки, делающие милых дам живыми шедеврами, куклы... Всего не перечислишь. Кажется, что Эля, как и праматерь Ева, может создать вокруг современного Адама целый мир для уютной, согретой красотой и изяществом жизни.

        Эстетическая же первичность Бочкаревой имеет замечательно интересное доказательство: с бесстрашием первооткрывателя она пишет коронный цветок сецессии - ирисы. И они у нее такие, каких не сыщешь во всем обильном наследии модерна. Хотя при этом они плоть от плоти русского модерна, но только избавляют последний от излишне явной стилизации...

Стихи Изабеллы Бочкаревой

перепечатка из сборника "Граждане ночи"
см. Библиография

* * *

Дома
буду я ждать у моря погоды
с последними крестьянками
в нашей деревне,
со старой дамой, с опальным ученым,
с художниками и поэтами
без выставок и без книг,
с неуехвашими евреями,
с маминой могилой,
с очередями и пустыми прилавками,
с народом, безмолвствующим по-русски.

* * *

Над водами деревья и деревни.
Над водами туманы и закаты.
Над водами цветение и сон.

Заря насыплет розовые перья.
Насыплет солнце золотую стружку.
Насыплет дождик сине-серый крап.

Охота кончена. Не началось купанье.
Проволокутся кружевные сборки
за маленькой моторкой. И опять -
остекленелость.

* * *

Отсеялась.
Можно сидеть без движенья, без мысли.
Смотреть, как зеленая дымка станет зеленой мглой.
Вечер добавит синего, синего, синего.
Уйдут с огорода люди, склонявшиеся над землей
всю золотистую благоуханную среду
под дождичком с желтой пыльцой,
под лепестковым снегом.

Зеленое исчезает.
Темно лиловеют земля и заборы.
Скоро
и я ухожу домой
и дома сижу, прислонясь к стене
без движенья, без мысли.
Синева с празеленью маячит в окне.
Пахнет черемуха в горнице, пахнут нарциссы.
Прыгает солнце в печи.
Умру - буду жалеть: слишком мало
я созерцала.

* * *

Юные ивы на хрупких стволах.
Тонкая дымка на дальних холмах.
Туда, синеву набирая,
уходит дорога сырая.
Этот мечтательный, зыбкий вид
за нашей избой, как за спиной Джиоконды,
с конца апреля, почти не меняясь висит.

* * *

Кончается жизнь. Изба кривая и тесная.
А в окнах - веселье, голубизна небесная.

Сегодня сажали картошку. Теперь вот у Насти
сидят за столом. Картошка - тревога и счастье.

Хлебу замена.
Сама-то - в свежем платке.
Рыбконсервы, водка, картофелины в чугунке.

Дачники помогали. Лошадь была из совхоза.
Навозцу бы надо, да нет ни коров, ни навоза.

Пахано поле - верно, в последний раз.
Настя стара, одна. Деревня мертва.

Да что там! Всякая жизнь - невеселый сказ.
Простор да веселье? А вон: небесная синева.

    Still life
(Натюрморт)

Момент остановился в тот момент,
когда на синей скатерти спиралью
крутилась апельсина кожура,
и толстые ручные кружева
немного подались назад от вихря,
а человек, расшевелив предметы,
уже исчез за черным косяком,
неся в руке прозрачный желтый плод.

* * *

Нищие шли деревней
с тяжелыми рюкзаками,
набитыми колбасою,
транзисторами и мясом.

Все, есть теперь у нищих -
зарплата и бюллетени,
выходные и наградные,
пенсии и жилплощадь.

Но были черны их лица
и безрадостна - поступь
мимо палат зеленых,
мимо водных чертогов.

А через день - обратно,
с легкими рюкзаками.
Транзисторы-конвоиры
за спиной не смолкают.

* * *

Но самое пленительное - тени
на занавесках, скатерти, на лицах,
на досках пола, на дорожках сада,
на старом срубе -
лежат резьбой, намеком, кружевами,
подрагивают, застывают,
смещаются неспешно,
сиреневые, голубые,
и вспыхивают розовым и желтым.

* * *

Вдоль пашни ходит добрый мощный зверь.
Две женщины при нем - две старых жрицы.
Мне хочется и плакать, и молиться.
Я стану сбоку, где шумит костерь,
метелочками сухонькими вертит.
Как много видно осенью с горы!
Легки старухи, веселы, бодры.
Кто пашет, тот не думает о смерти.
Храни, Господь, и воды, и холмы,
и тьму ночей, и свежесть, и молчанье,
спокойной жизни вольное дыханье.
Они, по счастью, людям не нужны
и потому покамест уцелели.
Уже никто не может этим жить,
но двигаясь к какой-то смутной цели,
сподобились мы это полюбить.

* * *

Не свет на розы падает, но свет
идет от роз на стол, на хлеб, на лица,
и даже стены свету не граница:
не может он нигде остановиться
или вернуться в розовый букет.

И улица, заросшая бурьяном,
и вся деревня от него светла,
светлы осенних туч колокола
и жизнь, которая в туман ушла,
и жизнь, что к нам выходит из тумана.

Как странно! В доме только ты и я,
но все цветущим маревом одето,
и разом осень и весна и лето,
и столько обликов живого света,
как будто нас - немалая семья.

О выставках

Перечень персональных выставок
и отдельных экспозиций Izabo:

1987 г. - “Экологическая ниша Изабеллы Бочкаревой” - выставка в Тушинском выставочном зале. (Об этой выставке, давшей название и данной публикации см. текст - "Экологическая ниша")

1989 г. - экспозиция в театре им. Ермоловой. Экспозиция в ЦДЛ.

1990 г. - выставка в ДК института им. Курчатова.

1995 г. - выставка в галерее “Предмет”.

1996 г. - “Живые вещи” - выставка в галерее “Остоженка” (совместно с Е. Масаловым - куклы и вертеп).

1996 г. - персональная экспозиция и оформление выставки “Книга Серебряного века” в музее книги Центральной Государственной Библиотеки.

1998 г. - выставка в галерее "На Песчаной" (совместно с Е. Масаловым).

1998 г. - Выставка “Зеленое золото эльфов”

1999-2001 - выставки в Москве, Кимрах, Белом Городке Кимрского района  и др.

июнь 2002 г. - Выставка в Галерее «Союз Творчество». Москва.

декабрь 2004 – январь 2005 – Выставка «Солнцеворот Изабеллы Бочкаревой или четыре руки ISABO». Всероссийский музей декоративно–прикладного искусства. Москва. См. Фотогалерею выставки

декабрь 2005 – март 2006г. – Выставка в центре «Копия-Кэнон».

Живописные, графические и декоративно-прикладные работы находятся в частных коллекциях в России, Западной Европе и Америке, а также в музее-усадьбе Александра Блока в “Шахматове”.

"Экологическая ниша Изабеллы Бочкаревой"

        - так называлась первая большая персональная выставка Isabo, имевшая место в 1987 году в тушинском выставочном зале Москвы. В трех больших залах были выставлены не только живописные, графические и декоративно-прикладные работы, но многое из домашней обстановки, коллекция народной одежды и утвари, любимые книги из домашней библиотеки и те, в которых Isabo принимла участие как переводчик, и оригинальные ее стихи. Это была, скорее, не выставка, а музей - музей живого человека, экспозиция и манифестация образа жизни, той ниши в мире, которую занимала и, смею заверить, по сей день занимет Изабелла Бочкарева.
        На выставках Isabo посетитель попадает в домашний интерьер - уютный, укромный, живой, говорящий. Добиться этого эффекта в сараеобразных помещениях совсем непросто - впрочем, создать и сохранить свой образ жизни в нашем сараеобразном мире - тоже дело не простое. Собственно, образу жизни, экологической нише человеческой души и была посвящена первая выставка Isabo, как и последующие, и те, что еще будут. Как и эта публикация.
        Приведу один из характерных отзывов:
        "Комнаты, из которых не хочется уходить.
        Трудно назвать это выставкой: вещи не "выставляются" здесь, а в самом деле, живут - своей жизнью, такой же таинственной, как жизнь природы и жизнь их автора. Я - в гостях у вещей, единственный гость в этих пленительных комнатах, и вещи разговаривают со мной. Свой голос у пейзажей, у покрывал, у кукол и ожерелий, но язык - один..."

*

Вот пока что и все.
Радости, покоя и воли желает вам автор этой публикации, текстов (кроме цитат) и оформления домашней страницы WEB
Владимир Тихомиров.

Особая благодарность за саму идею публикации и помощь - Вадиму Беркгауту.

Отклики и предложения присылайте по адресу:

vtichomirov@yandex.ru

*

 ~ Живопись ~ Графика ~ Дизайн ~ Об авторе ~ ВАШИ ОТЗЫВЫ ~ Стихи ~ Проза ~ Публикации ~ Фотогалерея ~ Выставки ~ Resume ~